Почетный гражданин Воронежской области Иван Шабанов: «Слово «мама» мне редко приходилось говорить»

© Из личного архива А. Пирогова
Не так давно Ивану Михайловичу Шабанову, первому секретарю Воронежского областного комитета КПСС, председателю Воронежской областной думы первого созыва и первому всенародно избранному губернатору Воронежской области, исполнилось 85 лет. Предлагаемые вашему вниманию отрывки из его мемуаров были написаны около десяти лет назад, но ни разу не публиковались в интернете. «Воронежские новости» решили исправить эту досадную несправедливость. В первой части публикации охватывается период от 1938 до 1966 годы.
Читатель, росли, воспитывались и работали мы не в вакууме. Действовали в тех политических условиях, которые во многом определялись первыми лицами страны.
Родился я в селе Нижней Байгоре Верхнехавского района Воронежской области 18 октября 1939 года. Мои родители: мать - Анна Степановна - простая деревенская, крестьянка, трудилась на разных работах, отец - Михаил Иванович - также из простых деревенских. Поженились они в 18 лет. В декабре 1933 года в семье появился первенец - Вася. Затем в 1937 г. - Нина, в 1939 г. - я. Я был третьим ребёнком.
На фото отец Михаил Иванович и мать Анна Степановна
Когда началась война, отец, естественно, ушёл на фронт. Мама в конце 1941 года, к сожалению, умерла при родах - на свет появились братики, назвали их в честь старших - Васей и Ваней. Прожили они около недели.
Кому в то военное лихолетье нужна была деревенская женщина с её проблемами? Никакой медицины-то вообще ещё не было, всё держалось на знахарках. В сельских семьях рождалось, как правило, по 10 и более детей, но добрая половина вымирала от болезней. А диагноз определяли на «глазок». Корь, лихорадка - тогда самые распространённые болезни. Позже, правда, в селе появился фельдшер.
Вот и осталось нас трое, практически сирот, на попечении бабушки по матери Натальи Фёдоровны и дедушки Тимофея Денисовича.
Детская память «сфотографировала» картину: в углу деревенской избы стоит гроб и в ней с закрытыми глазами лежит женщина - моя мама. Я на руках у дедушки, завёрнутый в фуфайку. Женщины, человек пять, плачут, и я вместе с ними. Нерадостное начало. Слово «мама» мне редко пришлось говорить - не к кому было обращаться.
Шла война, к началу июля 1942 года немецко-фашистские войска приблизились непосредственно к городу Воронежу. Сражение, которое развернулось за город, гулом артиллерийских залпов отдавалось и в нашем селе. Армейские части вскоре появились и у нас. Они размещались на лугу, прямо за нашими огородами: копали окопы, траншеи и блиндажи. В нашем доме разместился командир, капитан по званию, который очень хорошо ко мне относился. В частности, доверял мне в магазин-коробку своего автомата ППШ набивать патроны. Как-то пригласил он меня прийти в блиндаж. И вот я смело шагаю по меже-тропинке вдоль огородов. Часовой спрашивает, куда это я настроился. Говорю, что меня пригласил капитан, называю его фамилию. Пропускает. Иду к одному из блиндажей. Солдаты с какой-то радостью, смехом меня принимают - нарасхват, что называется. По земляным ступенькам спустились в блиндаж. Котелок с кашей до сих пор очень даже помню…
А дружба с капитаном закончилась неожиданным образом. На улице была уже осень, холодно. И тут раздались какие-то выстрелы. Выбегаю, что называется, нагишом - любопытно, что это может быть?
В небе слышится стрельба и сыплется что-то, похожее на муку. Два самолёта - наш и немецкий - сошлись в бою. Только и успел взглянуть на эту картину в небе, как капитан подхватил меня одной рукой, а другой стал нашлёпывать по известному месту. Обида меня переполнила, и я выкрикнул, «что патроны в его автомат больше не заряжаю». Вскоре, видимо с началом наступления Воронежского фронта, солдаты нас покинули, но следы от окопов и блиндажей в Нижней Байгоре можно заметить и поныне.
Вернувшись с фронта, отец женился на одной из беженок с Украины. Как и следовало ожидать, мачеха с троими его детьми жить не очень-то хотела. Старшего брата Василия после пятого класса отправили («сплавили») в Воронеж в фабрично-заводское училище (ФЗУ). Мы же с сестрой жили в основном у бабушки с дедушкой.
Отец, кстати, был успешным известным бригадиром тракторной бригады (тогда были такие бригады в составе районных машинно-тракторных станций - МТС). Они с мачехой вскоре уехали в Сумскую область, по месту её прежнего жительства. Отец, как я знаю, стал шахтёром. Там жил, работал и умер в разлуке от своих практически брошенных троих детей. Я к тому времени был уже студентом института.
Мне запомнились, «врезались» в память слова, которые написал Лермонтов, будучи ещё ребёнком, по случаю смерти своего отца (он, как известно, тоже воспитывался у бабушки):
«Ужасная судьба - отца и сына,
Жить в розне, и в разлуке умереть…»
Чем запомнилась жизнь в деревне, школьные годы? Каждое лето, на каникулах, пас коров, лошадей. Когда перешёл в пятый класс, летом уже работал на стройке подсобным рабочим - строили зернохранилище и свинарник. В деревне с 30-х годов была полуразрушенная церковь - здесь мы и брали кирпич. Песок ночью завозили из Большой Приваловки на единственной тогда в колхозе машине ЗИС-5.
Днём гасили известь, делали раствор, подносили на носилках раствор и кирпич мастеру, вели кладку стен.
В первое такое лето на заработанные деньги я купил фланелевое пальто, рубашку, брюки и командирскую, или, как её ещё называли, полевую сумку для школы вместо тряпичной сумки. Очень этим гордился.
Какое-то время я жил с отцом. Мачеха не хотела пускать меня в школу: считала, достаточно того, что научился расписываться. Никогда не забуду, как к дому, где мы жили, вдруг подошёл весь третий класс во главе с моей первой учительницей Прасковьей Григорьевной Хариной. И класс скандировал: «Ваня, в школу!» Отец, видимо, под напором общественности дрогнул, и меня стали отпускать на занятия.
В 5-7 классе я попал под опеку классного руководителя Петра Ивановича Рождественского. Это был удивительный человек. Преподавал он ботанику. Под его руководством был создан прекрасный пришкольный огород с настоящим севооборотом. Вся территория школы была обсажена деревьями и кустарниками. И сегодня они - мощные и красивые тополя - сохраняют память об этом удивительно добром и красивом человеке.
Так вот, Пётр Иванович в шестом классе вручил мне за успехи в учёбе и как старосте класса коньки-«снегурки».
Сколько было радости у меня и некоторой зависти у сверстников! А я же на этих коньках при первой возможности изъездил, что называется, всё вдоль и поперёк, включая соседние деревни - Перовку, Луговатку, Виноградовку и, конечно, райцентр Верхнюю Хаву.
Думаю, что пастушество, стройки в таком возрасте, «рождественские» коньки во многом помогли мне укрепить и сохранять жизненную выносливость. Да, детство такое непростое, немалые даже физические нагрузки, но может именно этого не хватает современной молодёжи?
Вступил в комсомол. Избрали меня секретарём комсомольской организации, председателем ученического комитета - такой орган школьного самоуправления тогда существовал. Это, собственно, и был тогда первый опыт общественно-полезной работы, то, чем потом, на протяжении всей сознательной жизни, и пришлось практически мне заниматься.
И, конечно, много читал. Я спешил как можно больше узнать, прочитать и стал чувствовать себя увереннее.
Подружился с заведующим сельской библиотекой - был ветеран Андрей Михайлович. Я был ему нужен, чтобы постоянно наводить порядок в библиотеке, а он мне - чтобы брать книги для чтения. Читал я быстро, он иногда даже экзаменовал меня - спрашивал, что я запомнил из прочитанного. Читал всё подряд, всё, что было в скромной сельской библиотеке: Горького, Чехова, Маяковского, Есенина, Л. Н. Толстого и других - так называемая классика была.
Где-то вычитал, классе в четвёртом, если газету «Правда» (которая тогда была практически единственной селе) читать ежедневно «от корки до корки» в течение 5 лет, то это будет равносильно получению высшего образования. Читаю с тех пор, и не только «Правду».
Запомнилась и первая в жизни награда - почётная грамота за победу в соревнованиях по лыжам на дистанции 3 км на первенство школы.
Семилетку окончил с отличием в 1955 году. Некоторое время работал прицепщиком в соседнем колхозе имени 1-го Мая Усманского района соседней Липецкой области. Брат в письме из Кронштадта советовал поступать учиться в радиотехникум (был такой в Воронеже на базе политехнического института).
Приехал впервые в Воронеж. Всё необычно, незнакомо - машины, трамваи (трамвай тогда ходили и по нынешнему проспекту Революции). На вокзале впервые увидел мороженое и сразу же купил три порции, думая, что больше нигде этого не будет. Одну съел, а две другие растаяли в той самой командирской сумочке.
Не судьба, видимо, была учиться в радиотехникуме. В приёмной комиссии, посмотрев на сельского парнишку, сказали, что набор отличников уже закончился. При нашей-то тогда информированности - в нашем селе, находящемся на границе Воронежской и Липецкой областей, тогда не было ни асфальтированных дорог, ни света, ни радио - по дальнейшей учёбе и выбора-то особенно не было. Рядом, в Усмани, был сельскохозяйственный техникум. Туда я и подал документы. По отличному аттестату меня приняли без экзаменов, только нужно было написать диктант.
Прав, наверное, Лев Толстой, который говорил, что «...в молодости ценишь ум, веришь в него. В молодости все силы души направлены на будущее, и будущее это принимает такие разнообразные, живые и обворожительные формы под влиянием надежды, основанной не на опытности прошедшего, а на воображаемой возможности счастья…»
Скажу откровенно, у меня как таковой мечты кем быть тогда не было, в отличие от тех, кто говорит, что ещё с детства была такая-то мечта. Я хотел быть и военным, если увижу военного в красивой форме, тем более после войны военных мы боготворили, и строителем, когда видел, как что-то строится, и т.д. А поступил учиться на агронома, наверное, потому, что о сельском труде мы с детства знали не понаслышке.
Надо ли говорить, что для выпускника сельской семилетки в техникуме и в городе началась совершенно другая жизнь. По радио-тарелке я мог слушать первые репортажи с футбольных матчей В. Синявского, последние известия, передачу «Запомните песню». В техникуме была хорошая библиотека, лаборатории по физике, химии, специальным предметам. И всё так необычно, интересно.
В нашей группе было около 30 человек, все - школьные отличники, но то было в сельской школе. Теперь нам надо было доказывать, что в школе нас оценивали правильно. С юношеским максимализмом взялись мы штурмовать учебную литературу. К слову, в техникуме программу 8-10 классов по общеобразовательным дисциплинам надо было пройти за 1,5 года, а далее уже шли спецпредметы.
Первую сессию - зачёты и четыре экзамена - сдал на «отлично». Получил повышенную стипендию, что немало-важно, так как 7 рублей из 35 рублей стипендии надо было платить за проживание на частной квартире: в техникуме тогда не было общежития. Подрабатывали, как могли, в основном осенью и весной вскапывали частные приусадебные огороды, участки у жителей города Усмани.
В 1956 году, после демобилизации, в этот же техникум поступил и мой брат Василий Михайлович (он 4 года отслужил на Балтике). Получилось так, что он, на 6 лет старше меня, начал учиться на первом курсе, а я был уже на втором. Он, безусловно, имевший к тому времени немалый жизненный опыт, стал главным координатором и особенно «финансистом». Стипендии объединялись у него и экономно расходовались. Запомнилось: по субботам, после посещения единственной тогда в Усмани общегородской бани, мы заходили в городскую столовую, набирали по 3-4 стакана чая, хлеб и горчица тогда свободно стояли на столах.
На фото брат Василий Михайлович в годы службы на Балтийском флоте
Получилось, что мы оба стали выступать за техникум на первенство города и области по лыжам. В тренировочный период, и особенно в период соревнований, нам давали талоны на дополнительное питание и, несмотря на физические нагрузки, тогда уже мы наедались. В обычное же время питание было более чем скудным: пшённый суп с блёстками подсолнечного масла, картошка, которую привозили из деревни от бабушки. Если покупали икру кабачковую, то содержимое банки надо было разделить хотя бы на три приёма, а так хотелось съесть всё сразу! На переменах во время занятий покупали за 5 копеек пирожок с повидлом и за 5 копеек - стакан киселя. Такое вот было время.
На третьем курсе весной нас направили на производственную практику. Я попал в колхоз «Прогресс» Добринского района Липецкой области. Прекрасное хозяйство было по тем временам! Три бригады, и в каждой - пруд, утки, гуси, сады... Всего около двух тысяч гектаров пашни, 106 из них - заливные луга, а значит, есть сено, конеферма - около 150 лошадей. Самое интересное - свой, пусть и не до конца оборудованный, ипподром! Во главе всего этого - душа и голова хозяйства, его председатель - Герой Социалистического Труда Трофим Ермилович Бугро (светлая ему память). У него - единственного из руководителей хозяйств в районе - была тогда новая машина «Победа». По тем временам это был высший класс!
В первые дни войны Трофим Ермилович получил ранение руки, стал инвалидом, однако это не помешало ему добросовестно трудиться и получить звание Героя Социалистического Труда.
Думаю, что он поверил в меня после одного случая. Пасха была ранней, надо было срочно сеять ранние зерновые культуры - овёс и ячмень. В хозяйстве началось пасхальное гулянье, а значит, людям было не до сева. И вот ранним утром, около 6 часов, я пошёл по домам, чтобы попробовать набрать механизаторов и сеяльщиков хотя бы на три агрегата, то есть надо было упросить трёх трактористов, девять сеяльщиков (по технике тех времён) и шофёра для подвоза семян. Удалось. За три праздничных дня мы посеяли практически все ранние зерновые.
Рано утром после праздников Трофим Ермилович собрал на планёрку бригадиров и специалистов и начал давать указания - мол, время уходит, надо срочно посеять ранние зерновые. Я ему шепчу, что мы уже посеяли. Он недоверчиво посмотрел на меня, быстро закрыл планёрку, оставив меня в кабинете. Я ему объяснил, что нашлись в хозяйстве «трезвые» люди, и мы уже отсеялись. Он молча вышел, показав рукой следовать за ним. Мы сели в его автомобиль и поехали на семенной склад. Бригадир коли проверять, сколько было отпущено семян, сверил с количеством засеянных гектаров, затем поехали в поле. На коленях, разгребая почву, он посмотрел, в каком количестве, на какую глубину высеяны семена, и только после этого пригласил меня в машину.
Затем мы направились в Добринку - это было рядом, в 2 км. Зашли в буфет, который находился около элеватора.
Трофим Ермилович попросил закрыть буфет, (его, героя, знали не только в Добринке), налил водки (!) в стаканы и сказал: «Запомни, такой подход к делу тебе в жизни пригодится. Назначаю тебя на время отсутствия Ираиды Павловны (она, помнится, была в декретном отпуске) главным агрономом колхоза». Вот так этот человек оценил скромный поступок семнадцатилетнего паренька. Он меня потом вновь вызвал к себе в хозяйство на практику на четвёртом курсе, но сказал: «Производство от тебя не уйдёт, тебе обязательно надо дальше учиться…»
Такого же мнения был мой дедушка, Тимофей Денисович. Запомнились беседы с дедушкой, когда мы вместе пасли коров в деревне, и потом, когда я учился в техникуме и приезжал на один-два дня. Интересна его биография: в конце 30-х годов около 8 лет он был председателем сельского совета, а потом, на пенсии, около 15 лет пел в церковном хоре в церкви села Крутч-Байгоры. Это примерно в 8 км от нашего села. Он, в частности, часто вспоминал встречи с Председателем Президиума Верховного Совета СССР Михаилом Ивановичем Калининым, который приезжал в Верхнехавский район, в том числе в наше село, для вручения правительственных наград свекловичницам - так называемым «пятисотницам», тем, кто получил урожай сахарной свёклы 500 и более центнеров с каждого гектара. В стране было даже такое движение «пятисотниц».
Четыре госэкзамена сдал, получал диплом с отличием и написал заявление: «Прошу направить меня на Дальний Восток для освоения богатств нашей Родины» (именно так пафосно, помнится, звучало моё заявление). Однако учёбу в институт - было такое право - 5 % выпускников-педсовет техникума принял решено - 5 % выпускников-отличников можно было направить в институт. Правда, вступительные экзамены пришлось всё-таки сдавать. Был такой порядок. Сдал, стал студентом института.
Студент 2 курса агрофака Сельскохозяйственного института
Запомнилось первое собрание первокурсников - нас было 125 человек. Декан, профессор Матвеев, открывая его, сказал: «Не знаю, что мне с вами делать: 80 % из вас не имеют родителей - нет или отца, или матери, 99 человек - бывшие армейцы, поступили, демобилизовавшись после службы в армии». Потом я не раз пытался осмыслить этот факт и приходил к выводу: власть, страна не на словах, а на деле проявляли заботу о подготовке кадров. В вузы поступали действительно дети рабочих и крестьян, не за деньги и не по блату.
После техникума в институте училось легко. Разве только на первом курсе было напряжение - общеобразовательные дисциплины. У меня уже были права тракториста-комбайнёра, шофёра-любителя, мотоциклиста, за плечами работа агронома - так тогда была выстроена программа обучения в техникуме. И потому на втором курсе нас направили на практику работать трактористами. Я попал в совхоз «Богучарский», в отделение «Мёдово», где чуть было не погиб.
У трактора, на котором я работал сменщиком в основном ночью, не работал левый фракцион, а на ремонт нельзя было становиться - надо было готовить почву под сев. В Богучарском районе, и в том совхозе тоже, практически все поля выходят к оврагам. И вот ночью, около 3 часов, я отцепил плуг, чтобы не повредить дорогу, и поехал долить воды в радиатор.
Трактор буквально покатился под откос, и вышел точно в яму в конце оврага, из которой выбирали глину. Дно её было заилено, поросло двухметровым камышом. Трактор перевернулся, завалился на кабину. Удивительно, но почему-то мелькнула мысль: «Как всё-таки легко погибнуть». Никто в отделении, в том числе и тракторист-напарник Гриша, не поверили, что во время падения я находился в тракторе - от дна кабины до тины было где-то всего менее полуметра, то есть я должен был быть придавленным, вмятым в грязь. Но видно, так было Богу угодно - остался живым. Опять же, судьба...
И, конечно, институт запомнился мне целиной. Дело в том, что на четвёртом курсе мы должны были проходить шестимесячную производственную практику. Из целинного совхоза имени Клочкова Камышнинского района Кустанайской области в институт приехал директор совхоза и попросил четырёх человек на практику. В совхозе было четыре отделения. Меня направили на второе отделение, в котором было 12,5 тысяч гектаров пашни (а это, по меркам Центральной России, крупное хозяйство), и продолжали ещё распахивать целину. Назначили агрономом отделения. Удивительным был состав механизаторов: из 20 человек некоторые успели посидеть в тюрьме. Кстати, как я потом выяснил, попали они, что называется, по мелочёвке. Вот это была для меня в прямом смысле не столько производственная, сколько жизненная практика.
Вот только некоторые из многочисленных поучительных эпизодов работы с таким интересным людским составом.
Жили механизаторы в общежитии, сложенном из самана, с глинобитным полом. Шла подготовка к весенне-полевым работам: в основном это ремонт тракторов, сеялок, культиваторов и другой сельхозтехники. После трудового дня механизаторы, не переодевшись, грязные, в замасленной одежде прямо и валились в кровать: на отделении не было душа, не говоря уж о бане. Вот и решили соорудить хотя бы скромную баню. Нашёлся и печник. Сам же я с одним из механизаторов занялся полом - освоил профессию плотника. Доски для пола пришлось «своровать» со склада на центральном отделении. Под свой аванс закупил для каждого новый комбинезон. Помылись, подстриглись, сделали ужин, как положено «обмыли» баню. Вроде бы всё просто и ясно - сделали-то, впрочем, элементарно необходимое для житья-бытья людей. Однако только после этого вроде бы простого дела ко мне со стороны механизаторов отношение резко изменилось в лучшую сторону. Мне уже не надо было дважды повторять, кому, куда и когда надо выезжать и что делать.
Скажу откровенно: я и сам не ожидал такой реакции со стороны такой непростой публики. Как-то в конце апреля (1963-й год), накануне майских праздников, я осторожно начал вести разговор о том, что первого и второго мая надо бы поработать: установилась жаркая погода, подул суховей, почва на глазах высыхала, образовывались трещины, поэтому весеннее боронование, закрытие влаги надо было проводить немедленно, в противном случае возникал риск даже получить всходы яровой пшеницы. А там тогда это была основная культура.
Второго мая после обеда приехал директор совхоза поинтересоваться, что делается на отделении. Его это беспокоило, потому что остальные три отделения гуляли: пьянки, да ещё и с драками. Вначале он даже не поверил, что отделение с 5 часов утра работает, - все 12 агрегатов в поле на бороновании. Когда же поехали вместе с ним к механизаторам, и он увидел их в работе, то искренне удивился. Тогда-то я ему и рассказал о деревянных полах, о бане и комбинезонах.
Думаю, что такого взаимопонимания и, я бы даже сказал, взаимного уважения с механизаторами удалось достичь ещё потому, что в молодости можно было спать по 2-3 часа в сутки и всюду успевать. Днём, естественно, работали в поле. Мне выделили разъездную новую грузовую машину ГАЗ-51. Сам за рулём, сам подвозил и обед трактористам. Пока они обедали, сидя на специально сделанных лавочках в кузове машины, я в это время замерял «сажнем» сделанное ими - это в основном было на уборке комбайнами. Не было ни бригадиров, ни учётчиков - всё было в одних руках - руках агронома: и рабочие планы-задания, и оформление-закрытие нарядов.
Весенне-полевые работы велись, естественно, в две смены. Ночью надо было выезжать в поле и проверять, как идёт работа. Нередко можно было наблюдать такую картину, особенно в 2-3 часа ночи: подъезжаешь к агрегату, а тракторист в тёплой кабине спит, трактор работает вхолостую, Разбудил, напоил его чаем (при мне всегда был термос), да ещё и угостил папиросой (сам я хоть и не курю, но в «бардачке» машины папиросы для подобных случаев были всегда). Убедился, что после такой «политработы» дело заметно спорилось.
Запомнилась мне целина и тем, что в совхозе рабочий люд был удивительно интернациональным, Среди механизаторов - русские, украинцы, белорусы, татары, молдаване, литовцы. Сеяльщиками на агрегатах и строителями жилых домов были в основном латыши и литовцы. На сеноуборке работали немцы. Управляющим отделением и на рации для связи с центральным отделением - два казаха. И ни разу за время моего пребывания в совхозе я не наблюдал даже малейших недомолвок на национальной почве. Так что, советский народ, как историческая общность людей, по-моему, все-таки состоялся.
СССР во время Великой Отечественной 1941-1945 годов на поверку оказался сплочённой многонациональной страной без особых национальных противоречий, немцы же считали Советский Союз «тюрьмой народов», глубоко расколотым по национальному признаку, Национальная же проблема была искусственно «поднята на щит» для того и теми, кто, как теперь известно, преследовал главную цель - развал великой державы - СССР. Конечно, события, последовавшие после распада СССР, заставляют, по-иному оценить понятие «дружба народов».
Некоторые политологи, к примеру, стали утверждать, что вообще нет такого понятия - «братский народ», Возможно лишь взаимовыгодное сотрудничество между странами и народами, но «родственные отношения» в международной политике невозможны. Тема непростая. При СССР все республики, как известно, считались «братскими». Что потом произошло, какое отношение к России проявилось со стороны большинства этих «братских» республик, говорить излишне. Речь идёт не только о Прибалтике, где русские - это оккупанты, которые должны даже что-то заплатить за якобы нанесённый ущерб за годы нахождения их в составе Союза. Сегодня это и Украина, и Грузия, да практически все бывшие республики, которые, став самостоятельными, в той или иной мере пытались бросить камешек неблагодарности в сторону России, русских, тех, кто многие годы отдавал, отрывал от себя последнее, лишь бы так называемые «младшие братья» жили лучше и были довольны.
Национальный вопрос, конечно, - очень сложный вопрос. Но дело всё-таки, думаю, в той или иной проводимой лидерами политике, а не в народе. К примеру, на Украине США удалось подобрать, найти предателей народных интересов, поставив их руководителями. Надеюсь, это дело времени.
Запомнились, конечно, и бескрайние целинные ковыльные просторы тургайских степей, куда за 170 км от совхоза мы ездили для заготовки сена. Технология была простой: широкозахватной косилкой ковыль сваливали в валки, которые после подсыхания пресс-подборщиком превращались в тюки весом 20-25 кг. Затем тюки сена вручную вилами грузили на автомашины, увязывали и - в совхоз для овцеводства. Работать приходилось с четырех часов утра, к 10-11 часам уже устанавливалась жара под 40 градусов, а ветер-суховей был сродни жару из печки-духовки.
Урожай в 1963 году на целине был неплохой. Вороха пшеницы на токах радовали глаз, и мы, конечно, были удивлены, когда, возвратившись в Воронеж, увидели очереди за хлебом, которые люди занимали с 3-4 часов утра.
Честно говоря, у меня до сих пор нет ответа на вопрос: «Почему, и что это всё-таки было? Не было ли это кем-то спланировано и организовано с целью убрать Хрущёва?» Спустя 7-8 месяцев, в начале октября 1964 года, это и произошло. Но страдал-то народ.
Не могу не сказать подробнее и о сельскохозяйственном институте, ныне Аграрном университете имени Петра I, в котором мне выпала честь учиться 5 лет и потом работать секретарём комитета комсомола после армии. Это практически первый вуз Центрального Черноземья России, отметивший в 2014 году 100-летие. За свою историю университет стал колыбелью многих научно-педагогических школ и направлений. В его стенах появилось на свет немало новаторских решений и прорывных идей. У их истоков стояли и были организаторами их реализации замечательные учёные-сподвижники, профессионалы и настоящие патриоты вуза, Воронежской области и страны.
Назову лишь некоторых из них, у кого посчастливилось учиться: профессор П. И. Подгорный - автор солидного учебника «Растениеводство»; профессор В. Ф. Лейсле - ботаник, один из авторов-создателей искусственного каучука; профессор П. В. Карпенко - известный в стране специалист по техническим культурам; профессор А. К. Веньяминов - один из ведущих в стране учёных-садоводов; профессор М. Е. Пронин - крупнейший специалист, автор учебника по агрохимии; профессор А. А. Зелько - один из ведущих в стране физиологов; профессор В. В. Квасников - один из авторов «Общего земледелия»; профессор Т. К. Гапоненков - один из ведущих специалистов в стране по органической химии; выдающийся селекционер, лауреат Сталинской премии профессор Н. А. Успенский, лауреат Ленинской премии профессор А. А. Дубянский (премии он был удостоен в 1959 году за участие в разведывательных работах на Курской магнитной аномалии) и многие, многие другие. Это были не только выдающиеся профессионалы, но и доступные для общения со студентами ученые, преподаватели. Многие из них постоянно встречались со студентами не только в учебных аудиториях и лабораториях, но и за шахматной доской, на лыжне, участвовали в организации всевозможных лекториев, диспутов, художественной самодеятельности и т.п.
Словом, это были Учителя с большой буквы. Во многом благодаря таким людям вуз сумел выстоять в серьёзных испытаниях революций, войн, экономической и политической нестабильности 1990-х годов.
Надо ли говорить, что лично для меня СХИ стал родным домом, дал очень многое, что потом помогло в жизни, 1, прежде всего, участие во всех сферах общественной жизни: в комитете комсомола, профкоме и др.
По окончании института я был призван в армию. Откровенно говоря, от службы можно было уйти, так как год моего призыва уже прошёл. Однако тогда считалось, что не служить в армии для мужчины плохо, если не позорно. Я тоже придерживался этого мнения.
В июне 1964 года состоялся 50-й выпуск ученых-агрономов в Воронежском сельскохозяйственном институте
Очень правдива сцена в кинофильме «Максим Перепелица»: люди вдруг подвергли сомнению призыв Максима в армию из-за плохого поведения. Он, искренне обращаясь к людям, спрашивает: «Да за что же, люди добрые?!» Да, так было ещё много лет после войны.
В общем, доставили нас, новобранцев, по маршруту
Служба в армии
Воронеж - Волгоград - Капустин Яр. После обычного курса молодого бойца нас, человек 20 из соединения, имеющих высшее образование, определили в отдельный взвод для спецподготовки к будущей комсомольской работе в частях.
Капустин Яр был и остаётся центром крупнейшего ракетно-испытательного полигона, соединением, входящим в состав созданных тогда ракетных войск стратегического назначения. В отдельном инженерном ракетно-испытательном полку, где началась уже серьёзная служба, меня вскоре на конференции избрали секретарём комитета комсомола полка. При поддержке командира, начальника штаба и замполита комитет комсомола стал, без преувеличения, центром всей спортивной, культурно-массовой и общественной работы в вечернее время. Особенно авторитетной стала созданная вечерняя школа по повышению общеобразовательного уровня военнослужащих: был организован набор в 8-й, 9-й и 10-й классы.
Отдельный взвод, сформированный из военнослужащих, имеющих высшее образование
Преподавали те, кто имел высшее образование. Мне пришлось преподавать химию, отдельно была сформирована группа из 15 человек, тех, у кого служба заканчивалась, и мы помогали им готовиться поступать в высшие учебные заведения. Естественно, с командирами подразделений пришлось согласовывать, увязывать часы занятий в школе с назначением учащихся солдат в караулы и т.п.
Запомнилась и акция по озеленению места расположения штаба, казарм и других зданий полка. На территории, кроме обычных веников, ничего из растительности не было. Удалось договориться с центром озеленения соединения и получить хорошие саженцы вишен, акаций и других деревьев и кустарников. В выкопанные ямы насыпали привезенный из поймы реки Ахтубы чернозём. Посадили саженцы, побелили, на каждом стволе прикрепили бирку с указанием фамилии рядового или сержанта, лично отвечающего за полив и сохранность деревца. Зазеленели листья, в степи запели птицы…
Эти и многие другие комсомольские инициативы способствовали, по заявлению командира полка Михайлова, созданию нужного микроклимата в части, повышению боевой и политической готовности полка.
Полк выполнял главную задачу - испытание новых ракет-изделий, что позволило мне познакомиться со многими ведущими конструкторами ракетных систем, которые, естественно, вместе с нашими военнослужащими собирали и готовили ракеты к пуску. Это были, как правило, удивительно скромные люди. Несмотря на неважный астраханский климат - испепеляющую жару летом, пронизывающий холодный ветер зимой, мы стойко переносили все тяготы службы. Да и большинство из нас гордились тем, что служили в секретной части, имели прямое отношение к важнейшему государственному делу - к ракетно-космическому комплексу, что тогда, после полёта Гагарина, было у всех на устах.
Особенно запомнился май 1965 года. Пожалуй, впервые после победного 1945-го страна так широко отмечала 20-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Приводились в порядок установленные и воздвигались новые памятники и мемориалы в честь погибших, усилилось внимание к инвалидам и ветеранам войны, труженикам тыла. Им устанавливались посильные для возможностей страны льготы. На новый, более высокий уровень поднялась работа по военно-патриотическому воспитанию молодёжи. И, конечно, всё это коснулось нас, служивших тогда в армии.
Мне же особенно повезло в том, что я оказался в составе вновь созданного ансамбля песни соединения.
Армейский ансамбль ракетно-испытательного соединения, который выступал на сцене Дворца съездов в Москве 8 мая 1965 года
В начале апреля 1965-го мы из Капустина Яра прилетели в Подмосковье, разместились в казарме одной из воинских частей и в течение 2 недель выступали в воинских частях. 26 апреля в Театре Советской Армии прошёл заключительный смотр творческих коллективов ракетных войск стратегического назначения. Были коллективы не только со всей страны, но и из Западной группы войск. Из шести выступивших мужских ансамблей жюри под председательством композитора А. Г. Новикова первое место отдало нашему, и нас включили в программу праздничного концерта, посвящённого 20-летию Победы, который состоялся 8 мая в Кремлёвском Дворце съездов.
Это было грандиозное зрелище! Переполненный шеститысячный зал - в блеске орденов и медалей военачальников, участников войны и ветеранов, лучших и достойных людей страны. Маршалы Советского Союза К. К. Рокоссовский, И. С. Конев, В. И. Чуйков, А. И. Ерёменко, И. Х. Баграмян, министр обороны Р. Я. Малиновский и многие другие военачальники. После гонений вернулся в Москву прославленный полководец Г. К. Жуков. Он сидел в президиуме торжественного собрания. С прекрасным докладом выступил с хорошо поставленным голосом стройный, красивый, со звездой Героя Советского Союза Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев. Когда он сказал, что для организации отпора фашистам был создан Государственный комитет обороны во главе с товарищем Сталиным, зал несколько минут рукоплескал, прервав докладчика. После доклада состоялся концерт, в котором принял участие и наш солдатский ансамбль. Концерт начался с пролога «Штурм рейхстага». На сцене показали фрагмент настоящего боя, с водружением Знамени Победы и словами: «...Подписан мир не на бумаге - штыком солдатским на рейхстаге...» А потом был потрясающий праздничный салют! Словом, те майские дни 1965-го мне запомнились на всю жизнь.
(Продолжение следует)